Я поняла, что переболела, после того, как изменились запахи.
Ну, простуды обычные были, переносила на ногах.
Работала весь ковид, самоизоляции не было.
Меня преследует запах анаши.
Причём, я курила её единственный раз лет 20 назад.
Откуда я помню этот сладкий запах и зачем он мне сейчас?)
Я подарю тебе жизнь
Где-то рядом рвались снаряды, земля содрогалась, и Маша бежала, спотыкаясь о воронки, не чувствуя ни усталости, ни страха.
Только одно — надо успеть.
Она пригнулась, пули свистели над головой, но она уже видела его — молодого лейтенанта, искалеченного взрывом.
Он лежал в грязи, одной рукой сжимая пистолет, другой — бессильно прижимая окровавленный бок.
Глаза его были широко раскрыты — не от боли, а от ярости.
Он не хотел умирать.
— Держись!
— крикнула Маша, падая рядом с ним.
Он попытался оттолкнуть ее:
— Уходите!
Здесь… — но голос сорвался в хрип.
Она не слушала.
Руки сами рвали гимнастерку, накладывали жгут.
Кровь была везде — липкая, алая.
Слишком много крови.
— Не смей умирать!
— прошипела она, сжимая его плечи.
— Не смей!
Он смотрел на нее, и вдруг его пальцы слабо сомкнулись вокруг ее запястья.
— Тогда… тащи, — выдавил он.
И она тащила.
Под огнем, под свинцовым дождем, сквозь дым и крики.
Он терял сознание, но его рука все еще цеплялась за ее плечо, будто говорила:
«Я держусь.
Только не отпускай».
* * *
Очнулся он через сутки.
Сначала услышал: капли воды, падающие в металлическое ведро.
Тик-тик-тик.
Потом запах — едкий спирт, прелая солома из матрасов и что-то еще, сладковато-горькое.
Открыл глаза.
Потолок, покрытый плесенью, дрожал в такт далеким взрывам.
Она сидела у его койки, сгорбившись на табурете, будто ее сломали пополам.
Лицо — в полосах сажи.
Рука, сжимавшая тряпку, была в царапинах — он вспомнил, как она тащила его по земле, цепляясь за камни.
— Живой?
— хрипло спросила она, даже не подняв головы.
Выжимала тряпку над тазом, вода стекала розовая.
Он попытался приподняться, но боль в боку ударила, как ножом.
Застонал.
— Не двигайся!
— она вскинулась, и тут он увидел — ее глаза.
Серые, как пепел после пожара, но в них горели угольки.
Те самые, что освещали ему путь в темноте, когда он умирал.
— Ты… не ушла, — прошептал он.
— А куда?
— она грубо вытерла ему лоб, но пальцы дрожали.
— Ты же приказал «тащить».
Разве офицеры отменяют приказы?
Он хотел засмеяться, но вместо этого закашлялся.
В горле встал ком.
— Так вот какая ты… — голос сорвался, и он снова закрыл глаза, собираясь с силами.
— Какая?
— она наклонилась ближе, и он уловил запах — чего-то теплого, чего-то человеческого
— Живая.
Она замерла.
Слово повисло между ними, как та нить, что держала его в сознании, когда он чувствовал, как ее руки перевязывают рану.
Живая.
— Дурак, — внезапно выдохнула она, отворачиваясь.
— Сколько лет на фронте, а все еще веришь, что что-то живое осталось?
Он схватил ее за рукав, хотя пальцы почти не слушались.
— Верю.
Потому что ты… — дыхание перехватило, но он смог закончить: — Ты вытащила меня из ада.
Она резко встала, опрокинув табурет.
Походка была жесткой, как у автоматчика, но он видел — плечи трясутся.
— Спи, лейтенант, — бросила она через плечо.
— скоро снова в бой.
Но когда она вышла за перегородку, он услышал глухой звук — как будто кто-то бился головой о стену.
Или плакал, зажав рот окровавленным халатом.
Он искал ее взгляд весь следующий день.
Каждый раз, когда она пробегала мимо с охапкой бинтов, он ловил ее за локоть:
— Мария.
— Не мешай работать.
— Мария!
— Я сказала, не мешай!
Но вечером, когда госпиталь погрузился в тяжелый сон между атаками, она принесла ему чашку.
Не воды — настоящего чая, с крошкой сахара на дне.
— Украла у полковника, — пробормотала, избегая взгляда.
— Только не подавись.
Он пил медленно, чувствуя, как сладость разъедает горечь на губах.
Потом протянул чашку обратно, и их пальцы встретились.
— Спасибо, — сказал он.
— За что?
— она попыталась отдернуть руку, но он не отпустил.
— За то, что не дала мне стать еще одним именем на обелиске.
Она резко выдохнула, и вдруг — впервые за все дни войны — прижала его ладонь к своей щеке.
Горячей, мокрой от слез.
— Ты же обещал жить, — прошептала она.
— Так не ври.
Он не ответил.
Просто провел большим пальцем по ее скуле, стирая сажу, грязь, пепел.
И подумал, что это единственная чистая вещь, оставшаяся на земле.
* * *
Они встречались.
В перерывах между боями, в полуразрушенных коридорах госпиталя, в редкие минуты затишья.
Он приносил ей то краюху хлеба, то трофейный шоколад — несмотря на то, что сам едва стоял на ногах.
— Ты должен есть сам, — ворчала она.
— Зато ты улыбнешься, — отвечал он.
И она улыбалась.
Однажды, когда госпиталь накрыло ночной тишиной, он вдруг взял ее лицо в ладони.
— После войны… — начал он.
— Не надо, — перебила она.
Боялась.
— Надо, — он прижал ее руку к своей груди, где под кожей билось сердце.
— Я обещаю тебе жизнь.
* * *
Госпиталь бомбили на рассвете.
Стены рушились, пламя пожирало перевязочные, люди кричали — кто от боли, кто от ужаса.
Маша тащила раненых, падала, поднималась, не могла остановиться.
И вдруг — его голос.
— МАША!
Она обернулась.
Он бежал к ней сквозь дым, глаза дикие, рот в оскале.
И она поняла — он видел то, чего не видела она.
Снаряд вошел в крышу.
Он рванулся вперед, схватил ее, прижал к себе так сильно, что у нее захватило дух.
— Нет!
— закричала она.
Но он уже накрыл ее собой.
Грохот.
Огонь.
Боль.
Когда она открыла глаза, мир был красным от крови.
Его крови.
Его тело защитило ее, приняв на себя весь удар.
Кровь залила его лицо, но глаза все еще смотрели на нее.
— Живи… — прошептал он.
И перестал дышать.
— Нет… нет, нет, нет… — она била его по щекам, трясла, но он не двигался.
Его спина была изрешечена осколками.
— Ты… обещал… — рыдала она, прижимая его к себе.
Но он не ответил.
* * *
Во дворе госпиталя счастливые люди обнимались и стреляли в воздух.
Сын родился 9 мая.
Он кричал так яростно, что акушерка рассмеялась:
— Настоящий офицер!
Маша прижала его к груди и закрыла глаза.
— Ты будешь жить, — прошептала она.
— Мы все будем жить!
А за окном, сквозь слезы, она видела высокое мирное небо — такое, каким оно было до войны.
Такое, каким он его обещал.
* * *
Майский дождь стучал по крышам, словно пытался смыть с земли следы памяти.
Но Маша помнила всё.
Она вела сына за руку по узкой тропинке воинского кладбища.
Мальчик семенил рядом, в слишком большом пиджаке, подаренном соседом-фронтовиком.
Его звали Александр — в честь отца.
— Мама, а он высокий был?
— спросил Саша, разглядывая гранитные плиты с фамилиями.
— Высокий, — ответила Маша, и голос дрогнул.
— И глаза у него были… как небо перед грозой.
Они остановились у скромного обелиска.
Надпись стерлась от времени:«Лейтенант Иванов.
1921–1944».
Ни наград, ни цветов — только ветер да ржавые осколки войны, которые земля до сих пор выталкивала из своих ран.
Саша притих.
Он аккуратно положил на камень полевой цветок, который сорвал по дороге.
— Это папа?
— спросил он, касаясь ладонью холодного камня.
— Да, — Маша опустилась на колени, не обращая внимания на сырую землю.
— Он… он очень хотел тебя увидеть.
Мальчик вдруг прижался к ней, спрятав лицо в складках ее платья.
— Мне приснилось, что он живой, — прошептал он.
— Мы с ним летали на самолете.
Маша закрыла глаза.
В горле стоял ком, но она заставила себя говорить:
— Он теперь всегда с тобой.
Вот здесь.
— Она приложила руку к его груди, где билось маленькое сердце.
— И в твоей улыбке.
И в этой ямочке на щеке…
Саша рассмеялся, неумело вытирая слезы кулачком.
Потом выпрямился и вдруг отдал честь, как его учили ветераны во дворе.
Слишком серьезно для шести лет.
— Я буду героем, как он!
— заявил мальчик.
Маша обняла его, вдыхая запах детских волос, смешанный с дождем.
— Ты уже герой, — прошептала она.
— Его герой.
Они уходили, когда дождь закончился.
Саша бежал вперед, прыгая через лужи, а Маша оглянулась.
Над могилой кружила белая бабочка — редкая, хрупкая, как те минуты счастья, что война не смогла отнять.
— Спасибо, — шепнула она ветру.
— За него.
И зашагала следом за сыном — к жизни, которую он ей подарил.
Замена планки выжима сцепления на двигатель FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125 часть 2
Откручиваем крышку.
Двигатель FMI154 125cc LF120.
YX125.
TTR125.
Открываем крышку сцепления питбайка.
И откручиваем винт.
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Аккуратно снимаем планку, которая держит пластину выжима сцепления….
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Далее вынимаем саму пластину -планку выжима, предварительно расслабив трос сцепления и регулировочный винт…
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Далее беремINGF Plate Grip1и из старой планки выкручиваем регулировочный винт и вкручиваем его в новую…
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Регулировочный винт не надо сильно вкручивать.
Не надо что бы он выходил за пределы планки.
Так легче будет вставить пластину.Всавляется быстро и не надо разбирать дополнительно ничего!Главно, спокойствие.
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Ставим фиксирующую планку.
Прикручиваем.
И регулируем сцепление…
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Закрываем крышку.
Готово.
Про Планку можно почитать тут:
Планка выжима сцепления на двигатель FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Old MotoFILIN
2014г.
Ответ woodspoon в «Как я выживал в токийском обоссаном общежитии: пьяные соседи, тараканы с хулиганскими наклонностями и адская рулетка с соседями»6
Вообще один в один…Причем я прочитал изначальный пост, даже мысли не возникло что это ии.Мой вариант :напиши эссе для модного журнала на тему «Как я выживал в токийском обоссаном общежитии: пьяные соседи, тараканы с хулиганскими наклонностями и адская рулетка с соседями» можно с матами.**Как я выживал в токийском обоссаном общежитии: пьяные соседи, тараканы с хулиганскими наклонностями и адская рулетка с соседями**Токио — город, где неоновые огни слепят, а сакура цветет так нежно, что хочется плакать.
Но за этой гламурной завесой скрывается другая реальность: общаги, где жизнь бурлит, как перебродивший саке.
Мой адрес на полгода — комната 3×3 метра с видом на кирпичную стену и соседей, которые, кажется, сошли со страниц абсурдного романа.
Добро пожаловать в мой личный ад, где стиль выживания важнее, чем тренды с подиумов.**Пьяные соседи, или «Кто последний в душ — тот труп»**Первое правило токийской общаги: после 22:00 начинается *адъ*.
Сосед сверху, японец лет пятидесяти с лицом вечного студента, каждую ночь устраивал перформанс под названием «Я и моя гитара против вашего сна».
Его репертуар?
Три аккорда и бесконечные попытки спеть *Yesterday* The Beatles, но с акцентом, от которого Леннон бы перевернулся в гробу.
В ответ соседка справа, русская студентка Катя, орала: «Завали, ёб твою мать!» — и швыряла в стену тапком.
Так мы общались.
По-семейному.А ещё был «Тот парень с 4 этажа».
Каждую пятницу он приходил пьяный в говно, терял ключи и долбился ко мне в дверь, уверенный, что это его комната.
Однажды я сдался, впустил его, и он уснул на полу, обняв мой рюкзак.
Утром мы пили кофе, и он извинялся на ломаном английском.
Так завязалась дружба.
В Токио даже враги становятся семьей — особенно если они регулярно делятся своими закусками к пиву.**Тараканы, которые смеялись мне в лицо**Эти твари не просто ползали — они *бросали вызов*.
Японские тараканы — не те робкие уродцы, что прячутся по углам.
Нет.
Они ходили строем, жрали мои крошки с презрением и смотрели на меня так, будто *я* тут лишний.
Однажды один пригрозил мне лапкой, когда я попытался прихлопнуть его журналом *Vogue*.
Соседский кот, вечно голодный Борис, иногда охотился на них, но даже он сдался после того, как таракан украл у него кусок колбасы.Я пробовал всё: ловушки, спреи, молитвы.
Помогло только одно — смириться.
Теперь я сплю под звуки их ночных гонок по столу и иногда оставляю им печенье, как подношение богам хаоса.
Мода?
В этих условиях мой стиль свелся к «ночнушке с принтом тараканов» — иронично, черт возьми.**Адская рулетка: «Угадай, что сегодня взорвется»**Каждое утро начиналось с игры: чья очередь тусить в душ с холодной водой, чей холодильник снова пахнет мертвым осьминогом, и чья жизнь пойдет под откос сегодня.
Но главный квест — «Соседский покер».
Правила просты: собираемся в кухне в 2 ночи, тащим кто что может (саке, чипсы, вонючий сыр), и рассказываем истории.
Проигрывает тот, кто первым сломается от абсурда.Японский студент-хикикомори, который боялся выйти из комнаты, но пел караоке в трусах.
Украинский программист, веривший, что тараканы — реинкарнация его бывшего начальника.
Катя, которая красила волосы в розовый прямо на кухне и материла всех на русском, словно это заклинание.
Мы были сборищем потеряшек, но именно это делало нас семьей.**Итоги выживания, или Почему я все еще ношу каблуки в аду**Выжить здесь — значит научиться смеяться сквозь слезы.
Моя мода стала броней: яркие платки, чтобы не вдыхать запах плесени, грубые ботинки — давить тараканов с шиком, и красная помада — чтобы в зеркале отражалась я, а не жалкая тень.Этот ад научил меня главному: стиль — не в том, что на тебе, а в том, как ты тащишь свое ебаное ведро с грязным бельем через толпу пьяных соседей, не пролив кофе.
Токио не сломил меня.
Он сделал мою улыбку острее, а дух — дерзким.
И если вы спросите, как я выжила, отвечу: «С матом в голосе, с блестками на глазах и с мыслью, что однажды я выставлю эту историю в Instagram с хештегом #Победа».А пока — простите, мне надо бежать.
Таракан-хулиган только что украл мой носок.
Опять.
Новый Toyota RAV4 получит агрессивный дизайн в духе Lexus NX
В сети появились живые фото прототипа RAV4, судя по которым его кузов будет в агрессивном стиле — речь о наружных панелях: они будут не плоскими, а с разными гранями, приливами и выступами.
Новинка может полностью лишиться бензинового мотора — базой станет обычный гибрид.
Ожидается, что цена Toyota RAV4 2026 будет в пределах $42 тысяч (₽3,5 миллиона).
Больше про авто внашем сообществе
Как забыть человека?
Как перестать думать о человеке?Как избавиться от мыслей: «позвони/напиши ей»?
Портативная акустика Tribit StormBox Blast
Продается наАлии наЯндекс Маркете.
Куда после когда потерялся нюх?
У меня не было ковида в его проявлениях.
Я поняла, что переболела, после того, как изменились запахи.
Ну, простуды обычные были, переносила на ногах.
Работала весь ковид, самоизоляции не было.
Меня преследует запах анаши.
Причём, я курила её единственный раз лет 20 назад.
Откуда я помню этот сладкий запах и зачем он мне сейчас?)
Я подарю тебе жизнь
Где-то рядом рвались снаряды, земля содрогалась, и Маша бежала, спотыкаясь о воронки, не чувствуя ни усталости, ни страха.
Только одно — надо успеть.
Она пригнулась, пули свистели над головой, но она уже видела его — молодого лейтенанта, искалеченного взрывом.
Он лежал в грязи, одной рукой сжимая пистолет, другой — бессильно прижимая окровавленный бок.
Глаза его были широко раскрыты — не от боли, а от ярости.
Он не хотел умирать.
— Держись!
— крикнула Маша, падая рядом с ним.
Он попытался оттолкнуть ее:
— Уходите!
Здесь… — но голос сорвался в хрип.
Она не слушала.
Руки сами рвали гимнастерку, накладывали жгут.
Кровь была везде — липкая, алая.
Слишком много крови.
— Не смей умирать!
— прошипела она, сжимая его плечи.
— Не смей!
Он смотрел на нее, и вдруг его пальцы слабо сомкнулись вокруг ее запястья.
— Тогда… тащи, — выдавил он.
И она тащила.
Под огнем, под свинцовым дождем, сквозь дым и крики.
Он терял сознание, но его рука все еще цеплялась за ее плечо, будто говорила:
«Я держусь.
Только не отпускай».
* * *
Очнулся он через сутки.
Сначала услышал: капли воды, падающие в металлическое ведро.
Тик-тик-тик.
Потом запах — едкий спирт, прелая солома из матрасов и что-то еще, сладковато-горькое.
Открыл глаза.
Потолок, покрытый плесенью, дрожал в такт далеким взрывам.
Она сидела у его койки, сгорбившись на табурете, будто ее сломали пополам.
Лицо — в полосах сажи.
Рука, сжимавшая тряпку, была в царапинах — он вспомнил, как она тащила его по земле, цепляясь за камни.
— Живой?
— хрипло спросила она, даже не подняв головы.
Выжимала тряпку над тазом, вода стекала розовая.
Он попытался приподняться, но боль в боку ударила, как ножом.
Застонал.
— Не двигайся!
— она вскинулась, и тут он увидел — ее глаза.
Серые, как пепел после пожара, но в них горели угольки.
Те самые, что освещали ему путь в темноте, когда он умирал.
— Ты… не ушла, — прошептал он.
— А куда?
— она грубо вытерла ему лоб, но пальцы дрожали.
— Ты же приказал «тащить».
Разве офицеры отменяют приказы?
Он хотел засмеяться, но вместо этого закашлялся.
В горле встал ком.
— Так вот какая ты… — голос сорвался, и он снова закрыл глаза, собираясь с силами.
— Какая?
— она наклонилась ближе, и он уловил запах — чего-то теплого, чего-то человеческого
— Живая.
Она замерла.
Слово повисло между ними, как та нить, что держала его в сознании, когда он чувствовал, как ее руки перевязывают рану.
Живая.
— Дурак, — внезапно выдохнула она, отворачиваясь.
— Сколько лет на фронте, а все еще веришь, что что-то живое осталось?
Он схватил ее за рукав, хотя пальцы почти не слушались.
— Верю.
Потому что ты… — дыхание перехватило, но он смог закончить: — Ты вытащила меня из ада.
Она резко встала, опрокинув табурет.
Походка была жесткой, как у автоматчика, но он видел — плечи трясутся.
— Спи, лейтенант, — бросила она через плечо.
— скоро снова в бой.
Но когда она вышла за перегородку, он услышал глухой звук — как будто кто-то бился головой о стену.
Или плакал, зажав рот окровавленным халатом.
Он искал ее взгляд весь следующий день.
Каждый раз, когда она пробегала мимо с охапкой бинтов, он ловил ее за локоть:
— Мария.
— Не мешай работать.
— Мария!
— Я сказала, не мешай!
Но вечером, когда госпиталь погрузился в тяжелый сон между атаками, она принесла ему чашку.
Не воды — настоящего чая, с крошкой сахара на дне.
— Украла у полковника, — пробормотала, избегая взгляда.
— Только не подавись.
Он пил медленно, чувствуя, как сладость разъедает горечь на губах.
Потом протянул чашку обратно, и их пальцы встретились.
— Спасибо, — сказал он.
— За что?
— она попыталась отдернуть руку, но он не отпустил.
— За то, что не дала мне стать еще одним именем на обелиске.
Она резко выдохнула, и вдруг — впервые за все дни войны — прижала его ладонь к своей щеке.
Горячей, мокрой от слез.
— Ты же обещал жить, — прошептала она.
— Так не ври.
Он не ответил.
Просто провел большим пальцем по ее скуле, стирая сажу, грязь, пепел.
И подумал, что это единственная чистая вещь, оставшаяся на земле.
* * *
Они встречались.
В перерывах между боями, в полуразрушенных коридорах госпиталя, в редкие минуты затишья.
Он приносил ей то краюху хлеба, то трофейный шоколад — несмотря на то, что сам едва стоял на ногах.
— Ты должен есть сам, — ворчала она.
— Зато ты улыбнешься, — отвечал он.
И она улыбалась.
Однажды, когда госпиталь накрыло ночной тишиной, он вдруг взял ее лицо в ладони.
— После войны… — начал он.
— Не надо, — перебила она.
Боялась.
— Надо, — он прижал ее руку к своей груди, где под кожей билось сердце.
— Я обещаю тебе жизнь.
* * *
Госпиталь бомбили на рассвете.
Стены рушились, пламя пожирало перевязочные, люди кричали — кто от боли, кто от ужаса.
Маша тащила раненых, падала, поднималась, не могла остановиться.
И вдруг — его голос.
— МАША!
Она обернулась.
Он бежал к ней сквозь дым, глаза дикие, рот в оскале.
И она поняла — он видел то, чего не видела она.
Снаряд вошел в крышу.
Он рванулся вперед, схватил ее, прижал к себе так сильно, что у нее захватило дух.
— Нет!
— закричала она.
Но он уже накрыл ее собой.
Грохот.
Огонь.
Боль.
Когда она открыла глаза, мир был красным от крови.
Его крови.
Его тело защитило ее, приняв на себя весь удар.
Кровь залила его лицо, но глаза все еще смотрели на нее.
— Живи… — прошептал он.
И перестал дышать.
— Нет… нет, нет, нет… — она била его по щекам, трясла, но он не двигался.
Его спина была изрешечена осколками.
— Ты… обещал… — рыдала она, прижимая его к себе.
Но он не ответил.
* * *
Во дворе госпиталя счастливые люди обнимались и стреляли в воздух.
Сын родился 9 мая.
Он кричал так яростно, что акушерка рассмеялась:
— Настоящий офицер!
Маша прижала его к груди и закрыла глаза.
— Ты будешь жить, — прошептала она.
— Мы все будем жить!
А за окном, сквозь слезы, она видела высокое мирное небо — такое, каким оно было до войны.
Такое, каким он его обещал.
* * *
Майский дождь стучал по крышам, словно пытался смыть с земли следы памяти.
Но Маша помнила всё.
Она вела сына за руку по узкой тропинке воинского кладбища.
Мальчик семенил рядом, в слишком большом пиджаке, подаренном соседом-фронтовиком.
Его звали Александр — в честь отца.
— Мама, а он высокий был?
— спросил Саша, разглядывая гранитные плиты с фамилиями.
— Высокий, — ответила Маша, и голос дрогнул.
— И глаза у него были… как небо перед грозой.
Они остановились у скромного обелиска.
Надпись стерлась от времени:«Лейтенант Иванов.
1921–1944».
Ни наград, ни цветов — только ветер да ржавые осколки войны, которые земля до сих пор выталкивала из своих ран.
Саша притих.
Он аккуратно положил на камень полевой цветок, который сорвал по дороге.
— Это папа?
— спросил он, касаясь ладонью холодного камня.
— Да, — Маша опустилась на колени, не обращая внимания на сырую землю.
— Он… он очень хотел тебя увидеть.
Мальчик вдруг прижался к ней, спрятав лицо в складках ее платья.
— Мне приснилось, что он живой, — прошептал он.
— Мы с ним летали на самолете.
Маша закрыла глаза.
В горле стоял ком, но она заставила себя говорить:
— Он теперь всегда с тобой.
Вот здесь.
— Она приложила руку к его груди, где билось маленькое сердце.
— И в твоей улыбке.
И в этой ямочке на щеке…
Саша рассмеялся, неумело вытирая слезы кулачком.
Потом выпрямился и вдруг отдал честь, как его учили ветераны во дворе.
Слишком серьезно для шести лет.
— Я буду героем, как он!
— заявил мальчик.
Маша обняла его, вдыхая запах детских волос, смешанный с дождем.
— Ты уже герой, — прошептала она.
— Его герой.
Они уходили, когда дождь закончился.
Саша бежал вперед, прыгая через лужи, а Маша оглянулась.
Над могилой кружила белая бабочка — редкая, хрупкая, как те минуты счастья, что война не смогла отнять.
— Спасибо, — шепнула она ветру.
— За него.
И зашагала следом за сыном — к жизни, которую он ей подарил.
Замена планки выжима сцепления на двигатель FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125 часть 2
Откручиваем крышку.
Двигатель FMI154 125cc LF120.
YX125.
TTR125.
Открываем крышку сцепления питбайка.
И откручиваем винт.
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Аккуратно снимаем планку, которая держит пластину выжима сцепления….
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Далее вынимаем саму пластину -планку выжима, предварительно расслабив трос сцепления и регулировочный винт…
Сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Далее беремINGF Plate Grip1и из старой планки выкручиваем регулировочный винт и вкручиваем его в новую…
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Регулировочный винт не надо сильно вкручивать.
Не надо что бы он выходил за пределы планки.
Так легче будет вставить пластину.Всавляется быстро и не надо разбирать дополнительно ничего!Главно, спокойствие.
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Ставим фиксирующую планку.
Прикручиваем.
И регулируем сцепление…
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Планка сцепление FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Закрываем крышку.
Готово.
Про Планку можно почитать тут:
Планка выжима сцепления на двигатель FMI154 125cc LF120 YX125 TTR125
Old MotoFILIN
2014г.
Ответ woodspoon в «Как я выживал в токийском обоссаном общежитии: пьяные соседи, тараканы с хулиганскими наклонностями и адская рулетка с соседями»6
Вообще один в один…Причем я прочитал изначальный пост, даже мысли не возникло что это ии.Мой вариант :напиши эссе для модного журнала на тему «Как я выживал в токийском обоссаном общежитии: пьяные соседи, тараканы с хулиганскими наклонностями и адская рулетка с соседями» можно с матами.**Как я выживал в токийском обоссаном общежитии: пьяные соседи, тараканы с хулиганскими наклонностями и адская рулетка с соседями**Токио — город, где неоновые огни слепят, а сакура цветет так нежно, что хочется плакать.
Но за этой гламурной завесой скрывается другая реальность: общаги, где жизнь бурлит, как перебродивший саке.
Мой адрес на полгода — комната 3×3 метра с видом на кирпичную стену и соседей, которые, кажется, сошли со страниц абсурдного романа.
Добро пожаловать в мой личный ад, где стиль выживания важнее, чем тренды с подиумов.**Пьяные соседи, или «Кто последний в душ — тот труп»**Первое правило токийской общаги: после 22:00 начинается *адъ*.
Сосед сверху, японец лет пятидесяти с лицом вечного студента, каждую ночь устраивал перформанс под названием «Я и моя гитара против вашего сна».
Его репертуар?
Три аккорда и бесконечные попытки спеть *Yesterday* The Beatles, но с акцентом, от которого Леннон бы перевернулся в гробу.
В ответ соседка справа, русская студентка Катя, орала: «Завали, ёб твою мать!» — и швыряла в стену тапком.
Так мы общались.
По-семейному.А ещё был «Тот парень с 4 этажа».
Каждую пятницу он приходил пьяный в говно, терял ключи и долбился ко мне в дверь, уверенный, что это его комната.
Однажды я сдался, впустил его, и он уснул на полу, обняв мой рюкзак.
Утром мы пили кофе, и он извинялся на ломаном английском.
Так завязалась дружба.
В Токио даже враги становятся семьей — особенно если они регулярно делятся своими закусками к пиву.**Тараканы, которые смеялись мне в лицо**Эти твари не просто ползали — они *бросали вызов*.
Японские тараканы — не те робкие уродцы, что прячутся по углам.
Нет.
Они ходили строем, жрали мои крошки с презрением и смотрели на меня так, будто *я* тут лишний.
Однажды один пригрозил мне лапкой, когда я попытался прихлопнуть его журналом *Vogue*.
Соседский кот, вечно голодный Борис, иногда охотился на них, но даже он сдался после того, как таракан украл у него кусок колбасы.Я пробовал всё: ловушки, спреи, молитвы.
Помогло только одно — смириться.
Теперь я сплю под звуки их ночных гонок по столу и иногда оставляю им печенье, как подношение богам хаоса.
Мода?
В этих условиях мой стиль свелся к «ночнушке с принтом тараканов» — иронично, черт возьми.**Адская рулетка: «Угадай, что сегодня взорвется»**Каждое утро начиналось с игры: чья очередь тусить в душ с холодной водой, чей холодильник снова пахнет мертвым осьминогом, и чья жизнь пойдет под откос сегодня.
Но главный квест — «Соседский покер».
Правила просты: собираемся в кухне в 2 ночи, тащим кто что может (саке, чипсы, вонючий сыр), и рассказываем истории.
Проигрывает тот, кто первым сломается от абсурда.Японский студент-хикикомори, который боялся выйти из комнаты, но пел караоке в трусах.
Украинский программист, веривший, что тараканы — реинкарнация его бывшего начальника.
Катя, которая красила волосы в розовый прямо на кухне и материла всех на русском, словно это заклинание.
Мы были сборищем потеряшек, но именно это делало нас семьей.**Итоги выживания, или Почему я все еще ношу каблуки в аду**Выжить здесь — значит научиться смеяться сквозь слезы.
Моя мода стала броней: яркие платки, чтобы не вдыхать запах плесени, грубые ботинки — давить тараканов с шиком, и красная помада — чтобы в зеркале отражалась я, а не жалкая тень.Этот ад научил меня главному: стиль — не в том, что на тебе, а в том, как ты тащишь свое ебаное ведро с грязным бельем через толпу пьяных соседей, не пролив кофе.
Токио не сломил меня.
Он сделал мою улыбку острее, а дух — дерзким.
И если вы спросите, как я выжила, отвечу: «С матом в голосе, с блестками на глазах и с мыслью, что однажды я выставлю эту историю в Instagram с хештегом #Победа».А пока — простите, мне надо бежать.
Таракан-хулиган только что украл мой носок.
Опять.
Новый Toyota RAV4 получит агрессивный дизайн в духе Lexus NX
В сети появились живые фото прототипа RAV4, судя по которым его кузов будет в агрессивном стиле — речь о наружных панелях: они будут не плоскими, а с разными гранями, приливами и выступами.
Новинка может полностью лишиться бензинового мотора — базой станет обычный гибрид.
Ожидается, что цена Toyota RAV4 2026 будет в пределах $42 тысяч (₽3,5 миллиона).
Больше про авто внашем сообществе
Как забыть человека?
Как перестать думать о человеке?Как избавиться от мыслей: «позвони/напиши ей»?